Неточные совпадения
Она молча
села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы
экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
Он двоих пригласил
сесть с собой
в карету, и сам, как сидел
в лавке, так
в той же кофте, без шапки, и шагнул
в экипаж.
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву; лошади паслись и щипали ее, как весной. На последней станции все горы; но я ехал ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но
в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни
сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда
экипаж остановится у следующей станции.
Погода переменилась. Шел клочьями спорый снег и уже засыпал дорогу, и крышу, и деревья сада, и подъезд, и верх пролетки, и спину лошади. У англичанина был свой
экипаж, и Нехлюдов велел кучеру англичанина ехать
в острог,
сел один
в свою пролетку и с тяжелым чувством исполнения неприятного долга поехал за ним
в мягкой, трудно катившейся по снегу пролетке.
Новый год весь уезд встречал у предводителя Струнникова, который давал по этому случаю бал. Вереница
экипажей съезжалась 31-го декабря со всех сторон
в Словущенское, причем помещики покрупнее останавливались
в предводительском доме, а бедные — на
селе у мелкопоместных знакомых. Впрочем, о предводительском бале я уже говорил
в своем месте и более распространяться об этом предмете не считаю нужным.
Любовь Андреевна. Минут через десять давайте уже
в экипажи садиться… (Окидывает взглядом комнату.) Прощай, милый дом, старый дедушка. Пройдет зима, настанет весна, а там тебя уже не будет, тебя сломают. Сколько видели эти стены! (Целует горячо дочь.) Сокровище мое, ты сияешь, твои глазки играют, как два алмаза. Ты довольна? Очень?
Бошняк пишет, между прочим,
в своих записках, что, разузнавая постоянно, нет ли где-нибудь на острове поселившихся русских, он узнал от туземцев
в селении Танги следующее: лет 35 или 40 назад у восточного берега разбилось какое-то судно,
экипаж спасся, выстроил себе дом, а через несколько времени и судно; на этом судне неизвестные люди через Лаперузов пролив прошли
в Татарский и здесь опять потерпели крушение близ
села Мгачи, и на этот раз спасся только один человек, который называл себя Кемцем.
А баушка Лукерья все откладывала серебро и бумажки и смотрела на господ такими жадными глазами, точно хотела их съесть. Раз, когда к избе подкатил дорожный
экипаж главного управляющего и из него вышел сам Карачунский, старуха ужасно переполошилась, куда ей поместить этого самого главного барина. Карачунский был вызван свидетелем
в качестве эксперта по делу Кишкина. Обе комнаты передней избы были набиты народом, и Карачунский не знал, где ему
сесть.
Снова поданы два
экипажа к крыльцу петровского дома: один — карета,
в которую
садятся Мими, Катенька, Любочка, горничная и сам приказчик Яков, на козлах; другой — бричка,
в которой едем мы с Володей и недавно взятый с оброка лакей Василий.
Причащался, исповедывался перед тем, ей-богу, что смеху было, — с своим, знаете, желтым воротником и саблишкой
сел он, наконец,
в свой
экипаж, — им эти желтые воротники на смех, надо быть, даны были; поехали мы, а он все охает: «Ах, как бы с командой не разъехаться!» — команду-то, значит, вперед послал.
Молоденькая прокурорша и молоденькая жена чиновника особых поручений, гулявшие по обыкновению вместе, первые это заметили и вспыхнули от стыда; а жена председателя уголовной палаты, некогда столь обеспокоившаяся отставкою прежнего начальника губернии,
в этот раз с каким-то неистовством выбежала из сада,
села на пролетку и велела себя везти вслед за губернаторским
экипажем.
На крыльце их ожидал, стоя навытяжку, полицеймейстер. Губернатор величественно махнул рукой, чтоб подавали
экипаж, и когда Калинович хотел
сесть в свой фаэтон, он не пустил его.
Молодой смотритель находился некоторое время
в раздумье: ехать ли ему
в таком
экипаже, или нет? Но делать нечего, — другого взять было негде. Он сделал насмешливую гримасу и
сел, велев себя везти к городничему, который жил
в присутственных местах.
Алексей Степаныч давно не бывал за Кинелем; зеленая, цветущая, душистая степь приводила его
в восхищенье; то и дело стрепета поднимались с дороги, и кроншнепы постоянно провожали
экипаж, кружась над ним и залетая вперед,
садясь по вехам и оглашая воздух своими звонкими трелями.
И вот я
в Пензе. С вокзала
в театр я приехал на «удобке». Это специально пензенский
экипаж вроде извозчичьей пролетки без рессор, с продольным толстым брусом, отделявшим ноги одного пассажира от другого. На пензенских грязных и гористых улицах всякий другой
экипаж поломался бы, — но почему его назвали «удобка» — не знаю. Разве потому, что на брус
садился, скорчившись
в три погибели, третий пассажир?
Глумов. Ух, долго! Измучаешься. Богатство само прямо
в руки плывет; прозевать такой случай будет и жалко, и грех непростительный. (
Садится к столу.) Что-то я хотел добавить
в дневник? Да, расход записать. (Записывает.) Две табакерки приживалкам. (Заслыша стук
экипажа, подходит к окну.) Это кто? Клеопатра Львовна. Что за чудо! Знает она или не знает? Сейчас увидим.
— Я вас буду просить:
сядьте в мой
экипаж и доедем до Курска.
Там жандарм выкликнул ему его
экипаж,
в который он
сел и тотчас же уехал.
Вечером он тоже, пойдя
в большой сад, заглядывал со вниманием во все хоть сколько-нибудь сносные молодые лица, следил за ними, когда они выходили из сада, и наблюдал
в этом случае главным образом над тем, что на извозчиков ли они
садились, или
в свои
экипажи, и какого сорта
экипажи, хорошие или посредственные.
Князь на это ничего не ответил и,
сев в карету, велел себя везти на Кузнецкий мост. Здесь он вышел из
экипажа и пошел пешком. Владевшие им
в настоящую минуту мысли заметно были не совсем спокойного свойства, так что он горел даже весь
в лице. Проходя мимо одного оружейного магазина и случайно взглянув
в его окна, князь вдруг приостановился, подумал с минуту и затем вошел
в магазин.
Миклаков все-таки решился лучше надеть сюртук, предварительно вычистив его самым старательным образом; когда, наконец, за ним приехал
экипаж князя, то он,
сев в него, несколько развалился и положил даже ногу на ногу: красивая открытая коляска, как известно, самого отъявленного философа может за: ставить позировать!..
Нет никакого сомнения, что Янсутский и m-me Меровою, и ее каретою с жеребцами, и своим
экипажем, и даже возгласом: «
В Яхт-клуб!» хотел произвесть некоторый эффект
в глазах Бегушева. Он, может быть, ожидал даже возбудить
в нем некоторое чувство зависти, но тот на все эти блага не обратил никакого внимания и совершенно спокойно
сел в свою, тоже очень хорошую карету.
— Это одна моя очень хорошая знакомая, — отвечал Янсутский с некоторой лукавой усмешкой. — Нельзя, знаете, я человек неженатый. Она, впрочем, из очень хорошей здешней фамилии, и больше это можно назвать, что par amour! [по любви! (франц.).]. Честь имею кланяться! — И затем,
сев в свой
экипаж и приложив руку к фуражке, он крикнул: —
В Яхт-клуб!
Наконец 26 июля та же просторная карета, запряженная тем же шестериком, с тем же кучером и форейтором — стояла у крыльца; такая же толпа дворовых и крестьян собралась провожать господ; отец с матерью, я с сестрой и Параша поместились
в экипаже, Евсеич
сел на козлы, Федор на запятки, и карета тихо тронулась от крыльца, на котором стояла тетушка Евгенья Степановна, нянька с моим братом и кормилица на руках с меньшой сестрой моей.
Когда
в быстро наступавших потемках деревья сливались с горами, лошади с
экипажами и
в окнах духана блеснул огонек, она по тропинке, которая вилась между камнями и колючими кустами, взобралась на гору и
села на камень.
Это вышло уж очень грубо, так что ему даже стало жаль ее. На его сердитом, утомленном лице она прочла ненависть, жалость, досаду на себя и вдруг пала духом. Она поняла, что пересолила, вела себя слишком развязно, и, опечаленная, чувствуя себя тяжелой, толстой, грубой и пьяною,
села в первый попавшийся пустой
экипаж вместе с Ачмиановым. Лаевский
сел с Кирилиным, зоолог с Самойленком, дьякон с дамами, и поезд тронулся.
И потому, когда пришел час к отъезду купцов восвояси, Фотей очутился на передке рядом с кучером, и скинуть его было невозможно до лежавшего на их пути
села Крутого. Здесь был
в то время очень опасный спуск с одной горы и тяжелый подъем на другую, и потому случались разные происшествия с путниками: падали лошади, переворачивались
экипажи и прочее
в этом роде.
Село Крутое непременно надо было проследовать засветло, иначе надо заночевать, а
в сумерки никто не рисковал спускаться.
Он
сел в тарантас с нашим добрым Пановым, и мы стояли на улице до тех пор, пока
экипаж не пропал из глаз.
Когда ей подавали
экипаж или верховую лошадь, я подходил к окну и ждал, когда она выйдет из дому, потом смотрел, как она
садилась в коляску или на лошадь и как выезжала со двора.
Оказалось, что Лидия Николаевна
села с Курдюмовым
в тильбюри [Тильбюри — одноконный
экипаж для двух пассажиров (англ.).], а Надина верхом.
— Да, соразмерный
экипаж! — сказал один из козаков,
садясь на облучок сам-друг с кучером, завязавшим голову тряпицею вместо шапки, которую он успел оставить
в шинке. Другие пять вместе с философом полезли
в углубление и расположились на мешках, наполненных разною закупкою, сделанною
в городе.
Так я и устроил:
в карете на сиденье положил два целкювых, что за
экипаж следовало, а сам открыл дверцу — и только задом-то выполз и ступил на мостовую, как вдруг слышу: «б-гись!», и мимо самой моей спины пролетела пара вороных лошадей
в коляске и прямо к подъезду, и я вижу — французский посол
в мундире и во всех орденах скоро
сел и поскакал, а возле меня как из земли вырос этот мой посол-француз, тоже очень взволнован, и говорит...
Два собеседника Аполлоса Михайлыча, судья и Юлий Карлыч, несмотря на происшедшую между ними маленькую размолвку, вместе простились с хозяином, вместе вышли и даже
сели в один
экипаж.
Вечером, когда губернатор и его свита, сытно пообедав,
сели в свои
экипажи и уехали, я пошел
в дом поглядеть на остатки пиршества. Заглянув из передней
в залу, я увидел и дядю и матушку. Дядя, заложив руки назад, нервно шагал вдоль стен и пожимал плечами. Матушка, изнеможенная и сильно похудевшая, сидела на диване и больными глазами следила за движениями брата.
Говорят, что с Калининым сделалось дурно и что Надя, желая помочь ему, не могла подняться с места. Говорят, что многие поспешили
сесть в свои
экипажи и уехать. Я всего этого не видел. Помню, что я пошел
в лес, и, ища тропинки, не глядя вперед, направился, куда ноги пойдут [Тут
в рукописи Камышева зачеркнуто сто сорок строк. — А. Ч.].
Нужно было видеть то блаженство, которое было написано на лице мирового, когда он
садился в свой
экипаж и говорил: «Пошел!» Он так обрадовался, что забыл даже наши с ним контры и на прощанье назвал меня голубчиком и крепко пожал мне руку.
Сенаторы
сели в свои
экипажи, а дипломат прошелся со мною пешком. Он хотел освежиться и, кажется, интересовался узнать мое незначащее мнение о том, что могло представиться мысленным очам молодой княжны после прочтения известного нам места из сочинений m-me Жанлис?
Доктор и Ашанин решили прокатиться и
сели в одну из колясок, стоявших у ворот гостиницы.
Экипаж быстро поехал по аллеям, освещенным газовыми фонарями.
Несколько колясок дожидалось русских офицеров. На козлах одной из них восседал с сигарой во рту и капитан Куттер. Он кивнул головой своим вчерашним седокам и, когда они подошли к нему, чтобы
сесть в его
экипаж, протянул руку и крепко пожал руки Володи и доктора.
— Ну и
садись. Володя, подвигайся, брат! Возьмем сего Язона, — добавил он, отстраня кавалериста. — Это мой племянник, сестры Агаты сын, Кюлевейн. Ну я беру у вас господина этого городского воробья! — добавил он, втягивая Висленева за руку к себе
в экипаж, — он вам не к перу и не к шерсти.
На этом они расстались. Глафира
села в свой
экипаж и возвратилась
в квартиру мужа, где застала описанный нами
в последней главе беспорядок: потоп, произведенный Висленевым.
В Париже с Жозефом сделалось нечто еще более мудреное. Снося свою унизительную роль дорогой, Висленев надеялся, что он
в первый и
в последний раз разыгрывает роль мажордома, и твердо ступил на землю Парижа. И
в самом деле, здесь он у самого амбаркадера был приглашен Глафирой
в экипаж,
сел с нею рядом, надулся и промолчал во все время переезда, пока карета остановилась пред темным подъездом Hôtel de Maroc
в rue Seine.
Бэлла занесла ногу
в стремя и глядела на дедушку Магомета, готовая повиноваться по одному его взгляду. Она с дедой ни за что не хотели
сесть в коляску и решили сопровождать нас всю дорогу верхом. Со мной
в экипаж сели Анна и Юлико. Абрек поместился на козлах вместе с ямщиком-татарином. Нарядный и изнеженный, как всегда, Юлико полулежал на пестрых подушках тахты, взятых из дому. Ему хотелось спать, и он поминутно жмурился на появляющийся из-за гор багровый диск солнца.
Они вместе вышли из подъезда. Она
села в коляску и уехала. Он остался на панели и бессмысленно смотрел вслед за удаляющимся
экипажем. Вдруг, как бы что вспомнить, он вернулся
в подъезде и снова позвонился у ее парадной двери.
Особенно расположены крестьяне были к нему за то, что он по первому призыву ехал куда угодно и не стеснялся доставляемым ему
экипажем или лошадьми — едет на одной. Рассказывали как факт, что однажды его встретили переезжавшим из одного
села в другое на телеге рядом с бочкой дегтя, — и это по округу, раскинутому на громадное пространство, при стоверстных расстояниях между селениями. Словом, это был, как говорили крестьяне, «душа-человек».
Проследив их при выезде из театра до кареты, он
сел в кеб, которому велел ехать за
экипажем незнакомок, и к удивлению его приехал домой,
в «Briston — Hotel».
Когда мы
сели в карету, любопытство подстрекнуло меня выглянуть из окна: я увидел, что Фюренгофа насильно втащили
в карету Адольфа, а этот с Елисаветой
сел в колымагу Фюренгофову; затем оба
экипажа поскакали по дороге
в Дерпт.
Она сидела
в экипаже, как приговоренная к смерти, автоматически выходила из него на станциях и так же автоматически
в него
садилась.
Наконец, усадив своих господ
в карету, лакей
сел с горничной
в другую, и
экипажи тронулись.
Графиня долгое время оставалась непреклонна: наконец, однажды после особенно продолжительного убеждения,
села с ним
в карету, чтобы возвратиться на Литейную.
Экипаж двинулся
в путь.